Валентин Распутин вошёл в нашу литературу сразу, почти без разбега, и как истинный мастер слова, а повторять, что произведения его значительны, что, минуя их, сегодня уже нельзя серьёзно рассуждать о нынешней русской прозе, нет, очевидно, никакой необходимости. Сергей Залыгин Писатель родился в 1937 году в селении Усть-Уда Иркутской области (впоследствии исчезнувшем, попавшем при создании водохранилищ в зону затопления), окончил Иркутский университет и некоторое время работал журналистом в сибирских газетах. В университете Распутин познакомился и подружился с Александром Вампиловым, другим знаменитым иркутянином, автором пьес «Утиная охота», «Старший сын», «Прошлым летом в Чулимске». Вскоре после первых публикаций 1965–1967 годов он вошёл как духовно близкий художник в круг друзей В. Шукшина, В. Белова, В. Чивилихина. Долгие годы Распутин
Валентин григорьевич рАсПутин (1937–2015)
130
Русская литературa XX века дружил с В.П. Астафьевым, органически усвоил многое в философских и патриотических исканиях московских художников И. Глазунова, К. Васильева, великого композитора Г.В. Свиридова, круга писателей журнала «Наш современник», включая его поэтическое крыло (С. Викулов, В. Соколов,
Н. Рубцов, Ю. Кузнецов, С. Куняев). Он не ведал чувства сиротства, бездомности, духа кочевья. В очерке «Иркутск с нами» (1979) Распутин, обычно чуждый патетики, громких слов, скажет о родной Сибири, о Байкале, об Ангаре, которую он проехал «вверх и вниз по течению», о Родине почти как певец «русского леса» Леонид Леонов: «Удивительно и невыразимо чувство Родины… Какую светлую радость и какую сладчайшую тоску дарит оно, навещая нас то ли в часы разлуки, то ли в счастливый час проникновенности и отзвука! И человек, который в обычной жизни слышит мало и видит недалеко, волшебным образом получает в этот час предельные слух и зрение, позволяющие ему опускаться в самые заповедные дали, в глухие глубины истории родной земли… Былинный источник силы от матери-земли представляется ныне не для избранных, не для богатырей только, но для всех нас источником исключительно важным и целебным, с той самой волшебной живой водой». «Деревенская проза» к моменту появления В.Г. Распутина – а он на пять лет моложе В. Белова, на восемь лет В. Шукшина, на целых семнадцать лет Ф.А. Абрамова – развивалась очень бурно. Она накопила множество обобщений и лирических осмыслений чувства Родины, счастья «тихой родины»
(Н. Рубцов). Накопила – в особом виде – эмоциональных признаний в любви к истокам, к детской избяной колыбели, к сенокосу, к избе – святилищу земли, к особому миропорядку, «ладу», т.е. регламенту и духу семейной, хозяйственной и религиозной жизни деревенского дома. Первая повесть В. Распутина «Деньги для Марии» (1967) показала массовому читателю, что молодой писатель ещё высоко ценил в прозе сюжетное начало, мгновенную драматизацию будничного течения жизни, ценил такие «нарушения» покоя и тишины, которые, как вспышки, озаряют всю жизнь героев и «тихой» Родины. Чаще всего эти нарушения – беда, «знаки беды» разного масштаба. Его ранняя проза уже несла в себе дух тревоги, скрытой до поры катастрофичности. В 1997 году писатель признаётся: «Стал я по ночам слышать звон. Будто трогают длинную, протянутую через небо струну, и она откликается томным, чистым, занывающим звуком… Вызванивающий, невесть откуда берущийся, невесть что говорящий сигнал завораживает меня… повергает меня в оцепенение: что дальше? Что это? – или меня уже зовут?» Повесть «Живи и помни» (1974). В повести «Живи и помни» живут два психологически разных, даже противоположных центра: с одной стороны – дом Настёны, её свёкра, весь мир села в годы войны и первую послевоенную весну и с другой – «логово», шалаш её мужа Андрея на острове, где он укрывается, сбежав из госпиталя, ищет для себя особой судьбы. И водный про
131
Литературный процесс 50-80-х годов стор Ангары тоже играет двойственную роль: он то соединяет эти два полюса, позволяет Настёне видеть, узнавать Андрея иным, то резко подчёркивает их различия. Такого сгущения и разделения пространства ещё не было в прозе Распутина. Особенно если учесть масштабы опасности для Настёны, того, что некий Иннокентий Иванович уже выслеживает Настёну как пособницу дезертира и доносит. В повести не сразу произошло и резкое выдвижение на первый план именно женского характера. Ведь повесть могла иметь – как свидетельствует биограф В. Распутина С. Семёнова – совсем иной финал: скорбный дезертир, муж Настёны, в результате общих мучительных раздумий, устыдившись суда Настёны, суда совести, покончил бы с собой. Это возвышало бы его, снимало бы часть вины, превращало бы малодушие в заблуждение. Но в итоге писатель избрал совсем иное завершение и повести, и судьбы Настёны: она бросилась в волны Ангары, взяв на себя и вину Андрея. Это решение говорило о глубине мук, трагичности противоречий в её душе. Можно сказать, что этот финал обнажает всю меру мук, страданий, весь диапазон душевных колебаний героини. Вина Андрея возрастает: он породил в Настёне чувство закрытой перспективы, оторванности даже от общей радости Победы. Ей негде взять энергию надежды. Она не может, видя голод в деревне, сиротство детей и вдов, просто принять и спрятать Андрея. Да ведь он же был когда-то наделён природной смелостью! Она шла за ним в его дом, не просто держась, а опираясь на его руку, на его характер («земли под собой не вижу»). Она воистину спасала его и на фронте… своим ожиданием! «Я, может, даже чересчур тебя ждала, свободы тебе там не давала, мешала воевать», – говорит героиня мужу. Это явное «оговаривание» себя! И не может она понять или не желает понимать, что кто-то мог в это время искать особой судьбы, отклониться от общего народного пути. Настёна не может бросить мужа, отвернуться от человека, который к тому же в этот трагический час так же, как она, Настёна, стал жить ожиданием их общего долгожданного ребёнка, жить будущим, а не своей роковой ошибкой. Как нелегко проложить дорогу в это будущее, не прячась в «логове»! Героиня, правда ещё очень смутно, понимает, что её Андрей, в сущности наделённый именно природной смелостью, бессознательной законопослушностью, оказался опустошённым, бессильным перед страшным злом войны: он воевал честно, но с чувством обречённости, «воевал смертником» (детей у них не было). Патриархальная мораль вообще плохо поддерживает человека в испытаниях за пределами деревни: понять идею государства, важность его силы для всех, его «пользу» и для тебя, жителя из глухой деревни на Ангаре, эта мораль не помогает… Муки осознания всей коллизии осложнены тем, что в это роковое время в грязной пещере, на острове, она, так жаждавшая и до войны материнства, ощутила в себе биение новой жизни… Настёна пытается смягчить эгоизм, явное недомыслие Андрея (всё-таки он муж!) тем, что присоединяет к его вине свою чистоту и благородство: авось и
132
Русская литературa XX века это Богом «зачтётся», скрасит невыносимый мрак, возродит энергию надежды. «Раз ты виноват, то и я с тобой виноватая. Вместе будем отвечать. Если бы не я – этого (т.е. дезертирства), может, и не случилось бы. И ты на себя одного вину не бери… Хочешь или не хочешь, а мы везде были вместе». Она не ищет своего спасения вне Андрея. А он? Для него возможен (да уже и избран в миг бегства!) путь и вне Настёны, по волчьим кругам небытия. Он едва ли понимал, что дорога к ней, Настёне, шла тогда через войну, а не в обход её. В финале повести Настёна, деревенская Мадонна, не дождавшаяся своего младенца, искупая не свою вину, а вину Андрея, всей ограниченной патриархальной морали, вину жестокого времени, не умевшего «разбираться в тонкостях», бросается в Ангару. Но неотразимость последнего довода Настёны, это её страшное «оправдание» перед миром, крик о своей чистоте и благородстве, создаёт непреходящее «эхо» в сердце и душе читателя. Как воссоздаётся весь процесс просветления, одухотворения характера героини? Настёна тоже не знает себя «хорошо и точно», ей чужд рационализм, она именно то открывает, то теряет саму себя. И вся поэтика повести – это чередование озарений, особых магических вспышек в сознании. Поэтика озарений, красочных наваждений присутствует в повести «Живи и помни», усиливая муки расколотого сознания обоих героев, помогает досказывать авторские мысли о величии сострадания, соучастия в чужой беде, неожиданное узнавание персонажем самого себя, – это следствие причин, часто не вполне ясных самим героям. Таковы, например, внутренние метания Настёны, ждущей и скрывающей ребенка, своё давнее ожидание, её раздумье об игре рока, судьбы, как будто кружащей «вокруг» человека. Страшная сама по себе мысль: ребёнок желанен и… незаконен, он пришёл «с противоположной стороны, он сразу выдаст отца и погубит его». И не правда ли – достаточно извилист, даже загадочен, светел и тёмен путь мысли Настёны? Ребёнок – это счастье, но ведь всё село после его рождения будет спрашивать об отце его? Это счастье надо скрывать, подходить к нему с какойто противоположной стороны? А это чуждо всей душе героини. Беда «притемняет» счастье, сам ход мыслей героини. Подобный «лабиринт сцеплений» в психологической жизни героини обогащает и циклическое бытовое время («деревенское время»), и таёжное пространство, всё то, что составляет предметно-временной мир, сгусток зримого пространства и как бы незримого времени. Распутин подаёт эти сгустки какими-то толчками – вторжение Андрея в баню на усадьбе родителей в виде оборотня, «чёрного, большого и лохматого существа», внезапное решение Настёны подписаться на заём в две тысячи рублей («может, хотела облигациями откупиться за мужика своего»), финальная гибель в водах Ангары… Эти неожиданные сюжетные повороты не только приводят весь предметный мир в движение… Рождается то сложнейшее взаимодействие видимой движущейся природы и души. В. Распутин достигает максимума выразительности в малом пространстве, он резко возвышает ценность мгновения, отдельного впечатления. Андрей Гуськов слышит, «как поёт на льду лунный
133
Литературный процесс 50-80-х годов свет», а Настёна видит восходящие со дна Ангары мерцания: «как из жуткой красивой сказки, – в нём струилось и трепетало небо». Холод одиночества несёт этот лунный свет. Последние мгновения жизни Настёны, плывущей в лодке по Ангаре, раскрыты своеобразно. Нашлись люди, преследующие её, но кое-кто понял смысл её страдания, самоотречения во имя Андрея, её молитв и надежд. Она не злостная укрывательница дезертира, и безысходность её положения – не моральный проигрыш. Она не отреклась, не покинула, не прокляла мужа, но одновременно она же всем сердцем понимает и правду тех вдов, сирот, которые могут ей сказать: «А ведь наши мужья, отцы головы сложили на фронте…» «Настёна! Не смей!» – кричит героине, уже наклонившейся над бортом лодки, фронтовик – и это факт её понимания! – Максим Вологжин. Настёна «посмела»… Может быть, и решительный характер Тамары Ивановны в повести «Дочь Ивана, мать Ивана», тоже «посмевшей» защитить от бесчестия свою душу, семью, род, – новая реконструкция, развитие (и бессмертие) той же Настёны? Может быть, всё движение писателя от одного женского характера к другому – это тяготение к скорбным глубинам жизни России, к свету «пожара», то и дело вспыхивающего в этих глубинах? • Как вы думаете, почему автор изменил финал повести, в котором первоначально было задумано оставить Настёну в живых? • Был ли у Настёны другой выход? • Любил ли Андрей Гуськов Настёну? • Почему повесть названа «Живи и помни»? К кому обращены эти слова? повести «прощание с Матёрой» и «пожар» – прощание с «деревенской прозой» Почему в «деревенской прозе» – в её наиболее завершённых, зрелых произведениях вроде «Последнего поклона» В. Астафьева, «Лада» В. Белова, в распутинском «Прощании с матёрой»(1976) – так много стариков и старух? Дело, видимо, не только в объёме и качестве памяти, в особой, почти «антикварной» красочности языка именно пожилых собеседников писателей. Они действительно, как сказал некогда С. Есенин, «корявыми, немытыми речами... свою обсуживают жисть». Они мудры, проницательны, харизматичны. Сами речения этих героинь полны энергии, выразительности, неуступчивости, вовсе не расслабленной, не предзакатной. «Нонче свет пополам переломился… Все сломя голову вперёд бегут», – говорит старуха Дарья у В. Распутина, не уговаривая, а настаивая на том, чтобы все посмотрели и «назадь себя», в прошлое с чертами будущего (т.е. вечное). На первый взгляд в «Прощании с матёрой», с этой крестьянской Атлантидой, обетованным островом, уходящим на дно рукотворного моря, В. Распутин идёт даже дальше В. Белова именно в освящении, «сакрализации» (сакральный – священный) уходящих патриархальных миров. Если у В. Белова священна изба, «сосновая цитадель», очаг жизни, колыбель, весь двор Ивана Африкано
134
Русская литературa XX века вича, корова Рогуля, то у В. Распутина весь остров Матёра – это обетованная земля, исключительное безгрешное пространство, отделённое многими водами от чуждого грешного мира. Водный рубеж – лучшая граница. У В. Распутина гармонический мир Матёры вообще стал как бы самым святым местом на земле. На острове Матёра уцелел царственный листвень, «ось мира». Его обитательницы – старухи-праведницы – привечают не узнаваемого нигде, гонимого везде в мире Богодула, странника, юродивого, «Божьего человека». Как ожесточилась, огрубела жизнь на Руси, если нынешняя Русь не узнаёт в Богодуле тех, кто извечно молился за неё, кто избирал для себя ради народа идеал «святого нищенства», вечной молитвы, страдания? Богодул – это именно «юродивый», т.е. презревший суету, богатство, все виды внешнего успеха, умерщвляющий плоть ради причастности ко Христу, искупления вины перед вечностью. Таких героев не было в русской пореволюционной прозе: это и есть «постсоветское» в советском. Фактически, кроме Матрёны-праведницы в рассказе А.И. Солженицына «Матрёнин двор» (1963), не было и таких величавых в своей обречённости старух-праведниц, которых вывел В. Распутин. Они живут в особом «временипространстве» – времени прощания, тревоги, начертания последних знаков, пророческих заветов. Это последние праведницы на земле. По ночам остров обходит «Хозяин» – вымышленное существо, добрый дух земли. И как священный Китеж-град, остров Матёра у Распутина окружён хаотичным, жестоким, агрессивным миром, от воздействий которого он как бы погружается на дно. Может быть, в этой повести герои слишком много и точно знают о себе, они настолько «завершены», что утратили способность развития, несколько окаменели в своей праведной обречённости? А потому прав В. Курбатов, который улавливает в старухах идею движения в будущее, заставляя вспомнить, что Матёрой «в Сибири зовётся срединное течение реки», так определяется «первородная живая сила», и всё вместе имеет великим началом слово – «мать». Повесть «Пожар»(1985), имеющая многозначительный эпиграф «Горит село, горит родное... / Горит вся родина моя», выглядит как последний акт трагедии, разрушения былого нравственного уклада, поражения былого природно-патриархального человека. В повести «Пожар» вновь сведены в поединке носители моральных устоев былой «Матёры» с их совестливостью, глубоким пониманием души (своей и чужой), с духом нестяжательства и доброты (они все из села Егоровка, ушедшего под воду) и существа, духовно и нравственно падшие, разрушающие всё вокруг себя. Главный герой повести Иван Петрович изумляется одной удручающей его перемене в земляках: все так любят вспоминать былую высоконравственную жизнь, готовы молиться на своё прошлое, но вдруг так легко предают свои же воспоминания перед натиском «архаровцев». «Люди, столкнувшись с какой-то невиданной сплоткой, держащейся не на лучшем, а словно бы на худшем в человеке, растерялись и старались держаться от архаровцев подальше. Сотни народу в посёлке, а десяток захватил власть – вот чего не
135
Литературный процесс 50-80-х годов мог понять Иван Петрович» – эта прозорливая нота тревоги относится уже не столько к посёлку Сосновка, а ко всей России 80–90-х годов. Как же так? Ответа на этот вопрос в 1985 году писатель явно не знал. Но что произошло в момент пожара? Весьма многозначительное событие. Один из ключевых героев, и в «Пожаре» и во всём художественном мире Распутина, немой богатырь дядя Миша Хампо, самый совестливый герой, поставленный охранять спасённое от огня добро, вдруг отказался от принципа непротивления, от юродства, от молитв. Даже осознав, как неравны его силы в одиночку перед пакостниками-«архаровцами», сыплющими удары и сбоку, и в спину, он не стал спасать себя, самоумаляться до «святой» покорности: он ценой своей жизни остановил зло, скрутил его «в три погибели»… В известном плане можно сказать: кроткая Русь, вечно увещевавшая злодеев, взывавшая к их совести, чести, вдруг неожиданно выдвинула из своей среды бойца. Подобный поворот сюжета не является, конечно, свидетельством разочарования писателя в идеалах праведничества. Но поступок дяди Миши Хампо весьма симптоматичен: само по себе праведничество, отчуждение от социальных битв становится в итоге равнодушием даже к собственной судьбе. И тем более – к судьбе России, тоже попадающей в руки «архаровцев». Анализируем текст Прочитайте повесть В. Распутина «Прощание с Матëрой», ответьте на вопросы и выполните задания. 1. При чтении повести обратите внимание на имена старух и стариков. Найдите полную фамилию и имя Петрухи и объясните, почему автор, называя этот персонаж, использует в основном прозвище. В чём смысл противопоставления имён в повести? 2. Найдите авторские описания Дарьи Пинигиной, её собственные слова о смысле жизни, о прогрессе, о связи времён. В чём вы видите богатство языка писателя и героини? 3. Прочитайте 11-ю главу повести и объясните её роль в раскрытии писательского понимания смысла жизни. 4. Прочитайте 7-ю и 20-ю главы повести, подумайте, что вкладывает
В. Распутин в понятие «Дом». 5. Найдите образы-символы в повести и попытайтесь определить их назначение в повести. Работа в группах Охарактеризуйте героев повести В. Распутина стариков и старух (Дарью Пинигину, Егора и Настасью, Богодула, Катерину, Симу, Тунгуску) по следующему плану: 1. Как герой (героиня) оказался на Материке? 2. Как он относится к затоплению острова и переселению? 3. Как характеризует героя его имя, речь, поступки? 4. Каково отношение автора к герою (героине)? 5. Ваше отношение к герою?
136
Русская литературa XX века Как вы думаете? Говоря об историческом аспекте творчества В. Распутина, исследователь
Л.Ф. Ершов отмечает: «В «Прощании с Матëрой» счёт идёт уже на столетия. Так история всё более властно вторгается в повествование о сегодняшнем дне, раздвигая его рамки, углубляя представление о современности. Разговор о сокровенном – о жизни и смерти, о «корнях своих», о правде-совести, о национальной, народной памяти, видимо, и предполагает такую связь времён». • Каким образом в «Прощании с Матëрой» история «вторгается в повествование о сегодняшнем дне»? Можете ли вы согласиться с тем, что это вторжение охватывает у Распутина целые столетия? • Согласны ли вы с тем, что повесть «Прощание с Матëрой» – это «разговор о сокровенном – о жизни и смерти, о «корнях своих», о правде-совести, о национальной, народной памяти»? Если да, покажите наличие всех этих аспектов в распутинской повести. ОбОбщим изученнОе 1. Какими вопросами, тревогами и сомнениями насыщено творчество В. Распутина разных лет? Что доминирует в проблематике его произведений? 2. В чём смысл названия повести В. Распутина «Живи и помни»? Чем объединены и в чём различны трагедии Андрея и Настёны Гуськовых? Что составляет сложный «лабиринт сцеплений» в психологической жизни главной героини повести и, в частности, в её финальном роковом решении? 3. Что составляет основную нравственную коллизию повести «Прощание с Матёрой»? В чём противопоставлены в ней образы матёринских старожилов и «обсевков», «пожогщиков», призванных осуществить идею «покорения» природного пространства Матёры? *4. Какова роль символических образов, составляющих особое пространство повести, – царственного лиственя, «Хозяина» – доброго духа земли – и других? 5. Чем «высветлен», оправдан печальный финал повести о гибели Матёры? 6. C чем для современника Распутина, если судить по повести «Прощание с Матëрой», связан процесс «отчуждения от почвы»? Как по-разному воспринимают герои повести этот процесс? 7. Напишите эссе по повести В. Распутина «Прощание с Матëрой» на тему «В человеке, современнике писателя, жива потребность в приобщении…» или «Вот во что он верит, что он видит, что он вынес из прожитой жизни…». Приглашаем в библиотеку Золотусский И.П. В свете пожара. М., 1989. Котенко Н.Н. Валентин Распутин. М., 1988. Курбатов В.Я. Права памяти и память правды: Валентин Распутин // Русская литература XX века. М., 1999. Стрелкова И.И. В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин, В. Шукшин в жизни и творчестве. М., 2005.
Валентин григорьевич рАсПутин (1937–2015)
130
Русская литературa XX века дружил с В.П. Астафьевым, органически усвоил многое в философских и патриотических исканиях московских художников И. Глазунова, К. Васильева, великого композитора Г.В. Свиридова, круга писателей журнала «Наш современник», включая его поэтическое крыло (С. Викулов, В. Соколов,
Н. Рубцов, Ю. Кузнецов, С. Куняев). Он не ведал чувства сиротства, бездомности, духа кочевья. В очерке «Иркутск с нами» (1979) Распутин, обычно чуждый патетики, громких слов, скажет о родной Сибири, о Байкале, об Ангаре, которую он проехал «вверх и вниз по течению», о Родине почти как певец «русского леса» Леонид Леонов: «Удивительно и невыразимо чувство Родины… Какую светлую радость и какую сладчайшую тоску дарит оно, навещая нас то ли в часы разлуки, то ли в счастливый час проникновенности и отзвука! И человек, который в обычной жизни слышит мало и видит недалеко, волшебным образом получает в этот час предельные слух и зрение, позволяющие ему опускаться в самые заповедные дали, в глухие глубины истории родной земли… Былинный источник силы от матери-земли представляется ныне не для избранных, не для богатырей только, но для всех нас источником исключительно важным и целебным, с той самой волшебной живой водой». «Деревенская проза» к моменту появления В.Г. Распутина – а он на пять лет моложе В. Белова, на восемь лет В. Шукшина, на целых семнадцать лет Ф.А. Абрамова – развивалась очень бурно. Она накопила множество обобщений и лирических осмыслений чувства Родины, счастья «тихой родины»
(Н. Рубцов). Накопила – в особом виде – эмоциональных признаний в любви к истокам, к детской избяной колыбели, к сенокосу, к избе – святилищу земли, к особому миропорядку, «ладу», т.е. регламенту и духу семейной, хозяйственной и религиозной жизни деревенского дома. Первая повесть В. Распутина «Деньги для Марии» (1967) показала массовому читателю, что молодой писатель ещё высоко ценил в прозе сюжетное начало, мгновенную драматизацию будничного течения жизни, ценил такие «нарушения» покоя и тишины, которые, как вспышки, озаряют всю жизнь героев и «тихой» Родины. Чаще всего эти нарушения – беда, «знаки беды» разного масштаба. Его ранняя проза уже несла в себе дух тревоги, скрытой до поры катастрофичности. В 1997 году писатель признаётся: «Стал я по ночам слышать звон. Будто трогают длинную, протянутую через небо струну, и она откликается томным, чистым, занывающим звуком… Вызванивающий, невесть откуда берущийся, невесть что говорящий сигнал завораживает меня… повергает меня в оцепенение: что дальше? Что это? – или меня уже зовут?» Повесть «Живи и помни» (1974). В повести «Живи и помни» живут два психологически разных, даже противоположных центра: с одной стороны – дом Настёны, её свёкра, весь мир села в годы войны и первую послевоенную весну и с другой – «логово», шалаш её мужа Андрея на острове, где он укрывается, сбежав из госпиталя, ищет для себя особой судьбы. И водный про
131
Литературный процесс 50-80-х годов стор Ангары тоже играет двойственную роль: он то соединяет эти два полюса, позволяет Настёне видеть, узнавать Андрея иным, то резко подчёркивает их различия. Такого сгущения и разделения пространства ещё не было в прозе Распутина. Особенно если учесть масштабы опасности для Настёны, того, что некий Иннокентий Иванович уже выслеживает Настёну как пособницу дезертира и доносит. В повести не сразу произошло и резкое выдвижение на первый план именно женского характера. Ведь повесть могла иметь – как свидетельствует биограф В. Распутина С. Семёнова – совсем иной финал: скорбный дезертир, муж Настёны, в результате общих мучительных раздумий, устыдившись суда Настёны, суда совести, покончил бы с собой. Это возвышало бы его, снимало бы часть вины, превращало бы малодушие в заблуждение. Но в итоге писатель избрал совсем иное завершение и повести, и судьбы Настёны: она бросилась в волны Ангары, взяв на себя и вину Андрея. Это решение говорило о глубине мук, трагичности противоречий в её душе. Можно сказать, что этот финал обнажает всю меру мук, страданий, весь диапазон душевных колебаний героини. Вина Андрея возрастает: он породил в Настёне чувство закрытой перспективы, оторванности даже от общей радости Победы. Ей негде взять энергию надежды. Она не может, видя голод в деревне, сиротство детей и вдов, просто принять и спрятать Андрея. Да ведь он же был когда-то наделён природной смелостью! Она шла за ним в его дом, не просто держась, а опираясь на его руку, на его характер («земли под собой не вижу»). Она воистину спасала его и на фронте… своим ожиданием! «Я, может, даже чересчур тебя ждала, свободы тебе там не давала, мешала воевать», – говорит героиня мужу. Это явное «оговаривание» себя! И не может она понять или не желает понимать, что кто-то мог в это время искать особой судьбы, отклониться от общего народного пути. Настёна не может бросить мужа, отвернуться от человека, который к тому же в этот трагический час так же, как она, Настёна, стал жить ожиданием их общего долгожданного ребёнка, жить будущим, а не своей роковой ошибкой. Как нелегко проложить дорогу в это будущее, не прячась в «логове»! Героиня, правда ещё очень смутно, понимает, что её Андрей, в сущности наделённый именно природной смелостью, бессознательной законопослушностью, оказался опустошённым, бессильным перед страшным злом войны: он воевал честно, но с чувством обречённости, «воевал смертником» (детей у них не было). Патриархальная мораль вообще плохо поддерживает человека в испытаниях за пределами деревни: понять идею государства, важность его силы для всех, его «пользу» и для тебя, жителя из глухой деревни на Ангаре, эта мораль не помогает… Муки осознания всей коллизии осложнены тем, что в это роковое время в грязной пещере, на острове, она, так жаждавшая и до войны материнства, ощутила в себе биение новой жизни… Настёна пытается смягчить эгоизм, явное недомыслие Андрея (всё-таки он муж!) тем, что присоединяет к его вине свою чистоту и благородство: авось и
132
Русская литературa XX века это Богом «зачтётся», скрасит невыносимый мрак, возродит энергию надежды. «Раз ты виноват, то и я с тобой виноватая. Вместе будем отвечать. Если бы не я – этого (т.е. дезертирства), может, и не случилось бы. И ты на себя одного вину не бери… Хочешь или не хочешь, а мы везде были вместе». Она не ищет своего спасения вне Андрея. А он? Для него возможен (да уже и избран в миг бегства!) путь и вне Настёны, по волчьим кругам небытия. Он едва ли понимал, что дорога к ней, Настёне, шла тогда через войну, а не в обход её. В финале повести Настёна, деревенская Мадонна, не дождавшаяся своего младенца, искупая не свою вину, а вину Андрея, всей ограниченной патриархальной морали, вину жестокого времени, не умевшего «разбираться в тонкостях», бросается в Ангару. Но неотразимость последнего довода Настёны, это её страшное «оправдание» перед миром, крик о своей чистоте и благородстве, создаёт непреходящее «эхо» в сердце и душе читателя. Как воссоздаётся весь процесс просветления, одухотворения характера героини? Настёна тоже не знает себя «хорошо и точно», ей чужд рационализм, она именно то открывает, то теряет саму себя. И вся поэтика повести – это чередование озарений, особых магических вспышек в сознании. Поэтика озарений, красочных наваждений присутствует в повести «Живи и помни», усиливая муки расколотого сознания обоих героев, помогает досказывать авторские мысли о величии сострадания, соучастия в чужой беде, неожиданное узнавание персонажем самого себя, – это следствие причин, часто не вполне ясных самим героям. Таковы, например, внутренние метания Настёны, ждущей и скрывающей ребенка, своё давнее ожидание, её раздумье об игре рока, судьбы, как будто кружащей «вокруг» человека. Страшная сама по себе мысль: ребёнок желанен и… незаконен, он пришёл «с противоположной стороны, он сразу выдаст отца и погубит его». И не правда ли – достаточно извилист, даже загадочен, светел и тёмен путь мысли Настёны? Ребёнок – это счастье, но ведь всё село после его рождения будет спрашивать об отце его? Это счастье надо скрывать, подходить к нему с какойто противоположной стороны? А это чуждо всей душе героини. Беда «притемняет» счастье, сам ход мыслей героини. Подобный «лабиринт сцеплений» в психологической жизни героини обогащает и циклическое бытовое время («деревенское время»), и таёжное пространство, всё то, что составляет предметно-временной мир, сгусток зримого пространства и как бы незримого времени. Распутин подаёт эти сгустки какими-то толчками – вторжение Андрея в баню на усадьбе родителей в виде оборотня, «чёрного, большого и лохматого существа», внезапное решение Настёны подписаться на заём в две тысячи рублей («может, хотела облигациями откупиться за мужика своего»), финальная гибель в водах Ангары… Эти неожиданные сюжетные повороты не только приводят весь предметный мир в движение… Рождается то сложнейшее взаимодействие видимой движущейся природы и души. В. Распутин достигает максимума выразительности в малом пространстве, он резко возвышает ценность мгновения, отдельного впечатления. Андрей Гуськов слышит, «как поёт на льду лунный
133
Литературный процесс 50-80-х годов свет», а Настёна видит восходящие со дна Ангары мерцания: «как из жуткой красивой сказки, – в нём струилось и трепетало небо». Холод одиночества несёт этот лунный свет. Последние мгновения жизни Настёны, плывущей в лодке по Ангаре, раскрыты своеобразно. Нашлись люди, преследующие её, но кое-кто понял смысл её страдания, самоотречения во имя Андрея, её молитв и надежд. Она не злостная укрывательница дезертира, и безысходность её положения – не моральный проигрыш. Она не отреклась, не покинула, не прокляла мужа, но одновременно она же всем сердцем понимает и правду тех вдов, сирот, которые могут ей сказать: «А ведь наши мужья, отцы головы сложили на фронте…» «Настёна! Не смей!» – кричит героине, уже наклонившейся над бортом лодки, фронтовик – и это факт её понимания! – Максим Вологжин. Настёна «посмела»… Может быть, и решительный характер Тамары Ивановны в повести «Дочь Ивана, мать Ивана», тоже «посмевшей» защитить от бесчестия свою душу, семью, род, – новая реконструкция, развитие (и бессмертие) той же Настёны? Может быть, всё движение писателя от одного женского характера к другому – это тяготение к скорбным глубинам жизни России, к свету «пожара», то и дело вспыхивающего в этих глубинах? • Как вы думаете, почему автор изменил финал повести, в котором первоначально было задумано оставить Настёну в живых? • Был ли у Настёны другой выход? • Любил ли Андрей Гуськов Настёну? • Почему повесть названа «Живи и помни»? К кому обращены эти слова? повести «прощание с Матёрой» и «пожар» – прощание с «деревенской прозой» Почему в «деревенской прозе» – в её наиболее завершённых, зрелых произведениях вроде «Последнего поклона» В. Астафьева, «Лада» В. Белова, в распутинском «Прощании с матёрой»(1976) – так много стариков и старух? Дело, видимо, не только в объёме и качестве памяти, в особой, почти «антикварной» красочности языка именно пожилых собеседников писателей. Они действительно, как сказал некогда С. Есенин, «корявыми, немытыми речами... свою обсуживают жисть». Они мудры, проницательны, харизматичны. Сами речения этих героинь полны энергии, выразительности, неуступчивости, вовсе не расслабленной, не предзакатной. «Нонче свет пополам переломился… Все сломя голову вперёд бегут», – говорит старуха Дарья у В. Распутина, не уговаривая, а настаивая на том, чтобы все посмотрели и «назадь себя», в прошлое с чертами будущего (т.е. вечное). На первый взгляд в «Прощании с матёрой», с этой крестьянской Атлантидой, обетованным островом, уходящим на дно рукотворного моря, В. Распутин идёт даже дальше В. Белова именно в освящении, «сакрализации» (сакральный – священный) уходящих патриархальных миров. Если у В. Белова священна изба, «сосновая цитадель», очаг жизни, колыбель, весь двор Ивана Африкано
134
Русская литературa XX века вича, корова Рогуля, то у В. Распутина весь остров Матёра – это обетованная земля, исключительное безгрешное пространство, отделённое многими водами от чуждого грешного мира. Водный рубеж – лучшая граница. У В. Распутина гармонический мир Матёры вообще стал как бы самым святым местом на земле. На острове Матёра уцелел царственный листвень, «ось мира». Его обитательницы – старухи-праведницы – привечают не узнаваемого нигде, гонимого везде в мире Богодула, странника, юродивого, «Божьего человека». Как ожесточилась, огрубела жизнь на Руси, если нынешняя Русь не узнаёт в Богодуле тех, кто извечно молился за неё, кто избирал для себя ради народа идеал «святого нищенства», вечной молитвы, страдания? Богодул – это именно «юродивый», т.е. презревший суету, богатство, все виды внешнего успеха, умерщвляющий плоть ради причастности ко Христу, искупления вины перед вечностью. Таких героев не было в русской пореволюционной прозе: это и есть «постсоветское» в советском. Фактически, кроме Матрёны-праведницы в рассказе А.И. Солженицына «Матрёнин двор» (1963), не было и таких величавых в своей обречённости старух-праведниц, которых вывел В. Распутин. Они живут в особом «временипространстве» – времени прощания, тревоги, начертания последних знаков, пророческих заветов. Это последние праведницы на земле. По ночам остров обходит «Хозяин» – вымышленное существо, добрый дух земли. И как священный Китеж-град, остров Матёра у Распутина окружён хаотичным, жестоким, агрессивным миром, от воздействий которого он как бы погружается на дно. Может быть, в этой повести герои слишком много и точно знают о себе, они настолько «завершены», что утратили способность развития, несколько окаменели в своей праведной обречённости? А потому прав В. Курбатов, который улавливает в старухах идею движения в будущее, заставляя вспомнить, что Матёрой «в Сибири зовётся срединное течение реки», так определяется «первородная живая сила», и всё вместе имеет великим началом слово – «мать». Повесть «Пожар»(1985), имеющая многозначительный эпиграф «Горит село, горит родное... / Горит вся родина моя», выглядит как последний акт трагедии, разрушения былого нравственного уклада, поражения былого природно-патриархального человека. В повести «Пожар» вновь сведены в поединке носители моральных устоев былой «Матёры» с их совестливостью, глубоким пониманием души (своей и чужой), с духом нестяжательства и доброты (они все из села Егоровка, ушедшего под воду) и существа, духовно и нравственно падшие, разрушающие всё вокруг себя. Главный герой повести Иван Петрович изумляется одной удручающей его перемене в земляках: все так любят вспоминать былую высоконравственную жизнь, готовы молиться на своё прошлое, но вдруг так легко предают свои же воспоминания перед натиском «архаровцев». «Люди, столкнувшись с какой-то невиданной сплоткой, держащейся не на лучшем, а словно бы на худшем в человеке, растерялись и старались держаться от архаровцев подальше. Сотни народу в посёлке, а десяток захватил власть – вот чего не
135
Литературный процесс 50-80-х годов мог понять Иван Петрович» – эта прозорливая нота тревоги относится уже не столько к посёлку Сосновка, а ко всей России 80–90-х годов. Как же так? Ответа на этот вопрос в 1985 году писатель явно не знал. Но что произошло в момент пожара? Весьма многозначительное событие. Один из ключевых героев, и в «Пожаре» и во всём художественном мире Распутина, немой богатырь дядя Миша Хампо, самый совестливый герой, поставленный охранять спасённое от огня добро, вдруг отказался от принципа непротивления, от юродства, от молитв. Даже осознав, как неравны его силы в одиночку перед пакостниками-«архаровцами», сыплющими удары и сбоку, и в спину, он не стал спасать себя, самоумаляться до «святой» покорности: он ценой своей жизни остановил зло, скрутил его «в три погибели»… В известном плане можно сказать: кроткая Русь, вечно увещевавшая злодеев, взывавшая к их совести, чести, вдруг неожиданно выдвинула из своей среды бойца. Подобный поворот сюжета не является, конечно, свидетельством разочарования писателя в идеалах праведничества. Но поступок дяди Миши Хампо весьма симптоматичен: само по себе праведничество, отчуждение от социальных битв становится в итоге равнодушием даже к собственной судьбе. И тем более – к судьбе России, тоже попадающей в руки «архаровцев». Анализируем текст Прочитайте повесть В. Распутина «Прощание с Матëрой», ответьте на вопросы и выполните задания. 1. При чтении повести обратите внимание на имена старух и стариков. Найдите полную фамилию и имя Петрухи и объясните, почему автор, называя этот персонаж, использует в основном прозвище. В чём смысл противопоставления имён в повести? 2. Найдите авторские описания Дарьи Пинигиной, её собственные слова о смысле жизни, о прогрессе, о связи времён. В чём вы видите богатство языка писателя и героини? 3. Прочитайте 11-ю главу повести и объясните её роль в раскрытии писательского понимания смысла жизни. 4. Прочитайте 7-ю и 20-ю главы повести, подумайте, что вкладывает
В. Распутин в понятие «Дом». 5. Найдите образы-символы в повести и попытайтесь определить их назначение в повести. Работа в группах Охарактеризуйте героев повести В. Распутина стариков и старух (Дарью Пинигину, Егора и Настасью, Богодула, Катерину, Симу, Тунгуску) по следующему плану: 1. Как герой (героиня) оказался на Материке? 2. Как он относится к затоплению острова и переселению? 3. Как характеризует героя его имя, речь, поступки? 4. Каково отношение автора к герою (героине)? 5. Ваше отношение к герою?
136
Русская литературa XX века Как вы думаете? Говоря об историческом аспекте творчества В. Распутина, исследователь
Л.Ф. Ершов отмечает: «В «Прощании с Матëрой» счёт идёт уже на столетия. Так история всё более властно вторгается в повествование о сегодняшнем дне, раздвигая его рамки, углубляя представление о современности. Разговор о сокровенном – о жизни и смерти, о «корнях своих», о правде-совести, о национальной, народной памяти, видимо, и предполагает такую связь времён». • Каким образом в «Прощании с Матëрой» история «вторгается в повествование о сегодняшнем дне»? Можете ли вы согласиться с тем, что это вторжение охватывает у Распутина целые столетия? • Согласны ли вы с тем, что повесть «Прощание с Матëрой» – это «разговор о сокровенном – о жизни и смерти, о «корнях своих», о правде-совести, о национальной, народной памяти»? Если да, покажите наличие всех этих аспектов в распутинской повести. ОбОбщим изученнОе 1. Какими вопросами, тревогами и сомнениями насыщено творчество В. Распутина разных лет? Что доминирует в проблематике его произведений? 2. В чём смысл названия повести В. Распутина «Живи и помни»? Чем объединены и в чём различны трагедии Андрея и Настёны Гуськовых? Что составляет сложный «лабиринт сцеплений» в психологической жизни главной героини повести и, в частности, в её финальном роковом решении? 3. Что составляет основную нравственную коллизию повести «Прощание с Матёрой»? В чём противопоставлены в ней образы матёринских старожилов и «обсевков», «пожогщиков», призванных осуществить идею «покорения» природного пространства Матёры? *4. Какова роль символических образов, составляющих особое пространство повести, – царственного лиственя, «Хозяина» – доброго духа земли – и других? 5. Чем «высветлен», оправдан печальный финал повести о гибели Матёры? 6. C чем для современника Распутина, если судить по повести «Прощание с Матëрой», связан процесс «отчуждения от почвы»? Как по-разному воспринимают герои повести этот процесс? 7. Напишите эссе по повести В. Распутина «Прощание с Матëрой» на тему «В человеке, современнике писателя, жива потребность в приобщении…» или «Вот во что он верит, что он видит, что он вынес из прожитой жизни…». Приглашаем в библиотеку Золотусский И.П. В свете пожара. М., 1989. Котенко Н.Н. Валентин Распутин. М., 1988. Курбатов В.Я. Права памяти и память правды: Валентин Распутин // Русская литература XX века. М., 1999. Стрелкова И.И. В. Астафьев, В. Белов, В. Распутин, В. Шукшин в жизни и творчестве. М., 2005.
Niciun comentariu:
Trimiteți un comentariu